— Принц! — истошно звала она, словно отчаянные, громкие до хрипоты крики могли вернуть его сейчас, выдернув из лап смерти, которую она же сама и принесла. — Мой принц!
Она мчалась к разрушенной башне Террасы Магистров, видя своим единственным ориентиром в огне пожарищ силуэт правителя эльфов, измождённо падающего ниц прямиком в объятия вечности к долгожданному освобождению. Освобождению от рабства, в которое он сам себя заточил. Но Спидоссе это уже было неважно. Она хотела лишь одного: домчаться сейчас до принца и спасти его из бушующего вокруг пламени, даже если ей с боем придётся прорываться сквозь героев, закрывавших от неё его, уже наверняка безжизненное, тело.
— Кель! — протяжно закричала она, когда чья-то сильная рука схватила её за плечо в попытке удержать, и маг буквально рухнула на золотую траву эльфийского острова. Позже она узнает, что это Роммат ухватила её тогда и держал, обхватив за плечи, всё то время, пока Спидосса билась, словно раненый зверь с лицом, залитым обжигающими слезами, сквозь пелену которых она не разбирала ничего, кроме мелькающих вокруг огней, и звала в агонии того, кто был её самым ярким солнцем.
Она любила его. Так горячо, так пылко, так отчаянно, так преданно, как любят верующие своих богов, возлагая на их алтарь свои жизнь в надежде, что им доведётся ещё хоть раз коснуться святейшего образа рукой. О, как хотела она сейчас дотронуться до его мантии, скользящей сквозь пальцы водопадом, как хотела прижать её к губам в благоговейном жесте, и, подняв глаза, увидеть, что её принц, прекрасный, как рассвет, с улыбкой смотрит на неё, обещая спасти син’дорай от боли, терзавшей их души. Он обещал, и Спидосса верила ему без оглядки, следуя за ним всюду. Даже когда он шагнул в Запределье, прикоснувшись к демонической магии, она была с ним, уверенная в том, что их принц делает всё только ради народа Эльфов Крови.
И он действительно делал. Одержимый идеей дать им новый источник магии, он стал жертвой предателя, преследовавшего свои собственные цели. Какие — Спидосса не знала. И хотя она пыталась предостеречь Кель’Таса, он не прислушался к её предупреждениям, вдохновлённо рассказывая о том, как теперь син’дорай вернут себе былое могущество и отомстят за собратьев, погибших во время вторжения Плети. Её дражайший принц последовал за Иллиданом, а она верно последовала за ним. Нордскол, Запределье — куда угодно, в любую преисподнюю она готова была идти, чтобы всеми силами помочь Келю осуществить его мечту, которая должна была стать великим благом для всей их расы. Вечно рядом, вечно с ним, защищая его и прославляя имя Кель’Таса Солнечного Скитальца, последнего из династии эльфийских принцев, даже когда разум его начал затуманиваться скверной. Она давно начала понимать это, и, опасаясь за своего принца, всячески оберегала его, с болью осознавая, что солнце её тонет во тьме на её глазах.
Спидосса пообещала себе спасти его или утонуть вместе с ним, если всё зайдёт слишком далеко. Забрать из Запределья, укрыть на краю мира и всеми мыслимыми и немыслимыми способами вернуть принца к свету. Она и помыслить не могла, что скверна забралась так далеко в его душу, что сделала одержимым до безумия. По-прежнему учтивый, сострадательный, могущественный и прекрасный принц глубоко внутри себя держал тьму, спрятав её от своих самых верных последователей. Эльфийка не смогла вовремя заметить этого, и когда Кель’Тас отослал её следом за магистром Ромматом обратно в Луносвет распространять его учение, она подчинилась, хотя ей следовало остаться. Вручив ей напоследок свой элементиевый чародейский клинок, с которым она не расставалась больше никогда, он заклинал её быть осторожной в окружении предателей и до последнего сражаться за будущее син’дорай. Это был последний раз, когда она встретилась с принцем не как со своим врагом, а как с божественным лидером.
А потом началась агония. Союз Келя с Пылающим Легионом и угроза использования им Кода Проклятья сделала его предателем в глазах син’дорай, хотя многие по-прежнему отчаянно верили в него. Спидосса тоже верила. Поэтому стала членом отряда героев, отправившихся в Крепость Бурь, чтобы остановить его. И вернуть к свету, который, она знала, не мог покинуть принца.
Боль от встречи с ним, таким нестерпимо дорогим её сердцу, но уже навсегда погибшим в огне своих собственных идей, навсегда осталась с эльфийкой.
— Теперь меня никто не остановит! Selama ashal'anore!
Она хотела верить ему. Но больше не могла. Разбитая и подавленная, она в немой скорби встала тогда на колени перед телом того, кто когда-то был её самым ярким солнцем.
Когда возрождённый Кель’Тас прибыл к Солнечному Колодцу, у его бывших последователей появилась надежда на то, что их настоящий принц, тот, за которым они прошли через Тёмный Портал, вернулся. У Спидоссы эта надежда загорелась особенно ярко, и она вновь отправилась с героями на Террасу Магистров, до самого конца веря в то, что он вернётся даже после тех ужасов, которые сотворил, едва не впустив в Азерот демонов.
Ей показалось, что он действительно вернулся. Когда она, сначала притихнув, а после с новой силой вырвавшись из хватки Роммата, прорвалась всё же к Кель’Тасу, не обращая внимания на наставленные на неё посохи, луки, топоры и мечи, когда она села рядом с ним, сделав то, чего раньше никогда себе не позволяла: приподняв его изуродованное тело и прижимая его к себе, — ей показалось, что он назвал её по имени (принц знал каждого, кто следовал за ним), и произнёс слова, звучащие, как последний его приказ:
— Selama… ashal'anore.
Спидосса пообещала себе исполнять его до конца своей жизни, сражаясь во имя светлой памяти принца Кель’Таса Солнечного Скитальца. Её самого яркого солнца.
*****
Исполнять последнюю волю принца оказалось на удивление легко, если обладать должным рвением и огнём сердца, не дающим опустить руки даже в самой безнадёжной ситуации. Спидосса, которой присуще было и то, и другое, служила Кель’Таласу с особым упорством, не позволяя засадить её за стенами Луносвета на правах могущественного мага, которых, подобно Роммату, берегли. Поддерживая с Верховным Магистром хорошие отношения, как с одним из немногих, кто понимал её боль, она, однако, отказалась от вступления в его орден, сдав чем-то вроде штатного Кель’Талаского мага, всегда готового рвануть на передовую. Желательно, в самое пекло. Чтобы польза, которую она может принести своим появлением, была для их народа наибольшей.
Поначалу Лор’Темар Терон — новый регент Кель’Таласа — не одобрял такой подход. Но, смирившись с тем, что Спидосса, вполне оправдывая своё грозное имя Рёв Солнца, всё равно ринется в бой, он нашёл в этом выгоду и стал активно использовать мага, как полезный боевой ресурс. Она была не против, и без возражений отправлялась туда, где могла сослужить службу. Именно так она оказалась на Острове Грома в Пандарии, где познакомилась с той, кого по-настоящему могла назвать своим боевым товарищем.
Баларра Кровавая Клятва была чем-то похожа на Спидоссу, которая, несмотря на жёсткость нрава, всё же любила, когда во время выполнения задания находилось место шутке. В её случае это были шутки вперемешку с проклятьями, закатыванием рукавов и угрозой подорвать всех в округе, но это не мешало Баларре уживаться с ней. А ещё они обе были бойцами, мощи и ярости которых могли позавидовать многие бывалые воины, чьи имена были на слуху у всех жителей Азерота. Можно представить, каким угрожающе мощным был их устоявшийся боевой дуэт. Мощным и чертовски успешным. Немудрено, что именно им Лор'Темар Терон доверил миссию по убийству того, чьё имя вызывало у Спидоссы ярость, схожую с яростью всех Эльфов Крови, до чьих ушей доносилось слово «Плеть».
*****
После смерти Кель’Таса Иллидан Ярость Бури надолго затаился в Запределье и, несмотря на все усилия, найти его так и не удавалось. Нечего сказать, сбегать он научился ещё со времён погони Мэв. Когда регент Кель’Таласа сообщил Баларре и Спидоссе о том, что предатель, наконец, обнаружен, маг поклялась на клинке, подаренном ей сами принцем, что не даст ему уйти.
Не только у Ночных Эльфов была вражда с Иллиданом. У син’дорай были все права на то, чтобы ненавидеть его, и Спидосса была полна решимости пролить его кровь раньше, чем это сделают калдорай. Лор’Темар не возражал.
*****
Запределье она знала хорошо. Когда-то привычный для неё край стал ей теперь ненавистен, и, каждый раз поднимая голову к зелёному небу, сияющему в унисон её глазам, она не могла сдержать зубного скрипа. Прибыв туда впервые после битвы в Крепости Бурь, Спидосса первое время отчаянно желала уничтожить каждый камень на дороге, разбить вдребезги каждый кристалл, торчащий из земли и стремящийся к прогнившим небесам так, словно они таили в себе величайшее благо.
«Там нет ничего, кроме смерти,» — рычала эльфийка, презрительно отворачиваясь. — «Во всём этом дрянном измерении нет и не было ничего, кроме неё».
Со временем она привыкла. Проводя большую часть времени в бараке, который любезно выделили им с Баларрой, а вскоре всё чаще выходя на свет, она научилась усмирять свою ненависть, чувствуя лишь отторжение. И ужасную жару демонического огня. Как магу, Спидоссе было легче бороться с этим — её ледяной доспех, постоянно оберегающий её, источал спасительную прохладу, и она не могла не замечать, как другие тянутся к ней. Рёв Солнца искренне хотела бы помочь своим сородичам, но, увы, специализируясь на тайной магии, не могла сделать для них ничего, кроме как изображать, что она ничего не замечает, негласно позволяя им вдыхать непривычный для Запределья холодок рядом с ней. Весьма коварно было бы внезапно заменить ледяной доспех на огненный. Для мага — всего пара движений, для остальных — ещё пара градусов мучений.
Как хорошо, что душа её ещё не настолько почернела, чтобы быть способной на подобную жестокость по отношению к своим собратьям.
*****
Пробуждаться под песни всегда приятно.
Но песни Баларры были исключением. В частности, благодаря спецэффектам, которыми она непременно снабжала своё выступление. Сейчас это была подушка, но, бывает, она бралась и за случайно подвернувшуюся вазу, и тогда, уловив чутким ухом ехидное хихиканье, Спидосса в последнюю секунду уворачивалась от брошенного в неё предмета интерьера, просыпаясь практически мгновенно. Вот она, дружеская забота.
От подушки она уворачиваться не стала. Тем более что она даже не успела во сне засечь её, пока набитая невесть чем раздутая ткань не плюхнулась ей на голову. Со свойственной ей в таких ситуациях невозмутимостью Спидосса, лежащая лицом к стене, лишь перетащила подушку к груди и обнялась с ней, тем самым выражая протест против того, чтобы подрываться в такую рань. Или, по её ощущениям это была рань. В этом месте ощущение времени очень быстро теряется.
— Не знаю, как насчёт лавы, а поток арканы я тебе обеспечу, если опять начнёшь рычать у меня над ухом, — проворчала Спидосса, памятуя о том, что многие приёмчики Баларра по древней монашеской традиции сопровождала колоритными звуками дикой природы. «Хорошо хоть не охотница,» — в полудрёме решила маг, — «толпу её зверушек по утрам я бы не выдержала».
Увы, продлить свой сон Спидоссе не удалось. С завидным упорством подходя к своей разминке, Баларра топала и шумела так, что разбудила бы, наверное, мёртвого. Глубоко убеждённая в том, что она это делала специально, Рёв Солнца с недовольной и сонной миной выползла из барака, признавая победу в этом раунде за своей подругой. Перебравшись в полуразрушенное строение, служащее чем-то вроде столовой, маг урвала себе кусок зажаренного (пережаренного?) мяса — большая редкость в этом проклятом местечке.
— Выпьешь? — предложил ей сидящий напротив эльф из гарнизона Святилища Звёзд, пододвигая кружку с какой-то жидкостью, неразличимой в зеленоватом свете. Встречались они часто, но Спидосса так и не запомнила его имени, к своему большому огорчению. Подобно принцу, она хотела знать имена тех, кто сражается вместе с ней.
— Пандаренский хмель? — с подозрением изогнув бровь, спросила она, уже предвидя ответ.
— Да. Всяко лучше, чем гнилая вода, — Спидосса припоминала, что этот эльф тоже когда-то сражался на стороне Кель’Таса в Запределье, но покинул его, когда тот встал на сторону Пылающего Легиона. «Предатель. Все мы здесь предатели, и идём убивать точно такого же предателя. Надо было сделать это раньше, пока наш принц ещё был жив. Kim’jael». Как бы то ни было, в гнили этот эльф, похоже, разбирался. Ещё один ветеран, хмурый взгляд которого отражал то же раздражение, которое изо дня в день испытывала Спидосса.
— Давай, — всё же согласилась маг, уверенно взявшись за ручку и сделав пару глотков. Поморщившись, она дёрнула длинными белоснежными бровями и звякнула маленькими золотыми колечками на кончиках своих длинных ушей, свыкаясь с новыми ощущениями. Определённо, ей не стоило много пить перед столь важным предприятием, поэтому, поставив деревянную кружку на место, Спидосса коротко поблагодарила сородича и, встав из-за стола, вышла из полуразрушенной столовой, на автоматизме прошагав обратно в барак, куда буквально через минуту вернулась и Баларра. Надевая своё боевое облачение мага, Рёв Солнца старалась не зацепить монахиню, стоявшую в зоне действия ледяного щита с понятной целью. Не заостряя на ней внимание, маг лишь привычным жестом надевала поверх льняной рубашки и тканевых поножей своё белое облачение, украшенное золотым и красным узором из резных металлических накладок. Следом платье было перетянуто тёмным поясом с крупной бляшкой в виде черепа с горящими синим огнём глазами — память о сражениях в Нордсколе, — а на ноги надеты привычные разношенные сапоги. Запоздалая мысль о том, что обуться следовало бы раньше, уколола Спидоссу, но она лишь хмыкнула, признавая свою ошибку.
— Компенсирует неудачи на военном поприще игрищами с одурманенными рабынями, — с презрительной усмешкой ответила маг, следом за перчатками закрепляя подсумки с самоцветом маны, свитками и драгоценным кинжалом. — Прибавим ему сегодня ещё одну, да так, чтобы даже дух его не смог после смерти веселиться с суккубами, — решительно заявила маг, затягивая ремни своих наплечников, кристаллы которых левитировали в воздухе, источая белесое сияние. «Сегодня он ответит за всё».
— Жду тебя снаружи, — произнесла Спидосса, на ходу закрепляя свой белоснежный плащ с золотой окантовкой, а под ним — свой боевой посох, и выходя на улицу.
В лицо вновь ударил зеленоватый свет от неестественного, измождённого, измученного и погибающего неба. Бросив на него хмурый взгляд, эльфийка лишь дёрнула заострённым ухом, в очередной раз отвернувшись и решительно прошагав до ступенек, условно обозначавших границу аванпоста. Всего в паре шагов от них стояли разрушенных повозки, перед ними — частокол из костей, а над всей этой гиблой картиной запустения и разложения возвышались на штандартах алые флаги Кель’Таласа с неизменным золотым фениксом. Встав под одним из таких штандартов, Спидосса подняла взгляд на флаг, развевающийся на горячем ветру, неотрывно следя за движением гордого феникса — единственным светлым пятном в море алой крови. Сколько её было пролито здесь, в Запределье, на этой проклятой земле. Пролито ради будущего син’дорай, пролитого эльфами, сражающимися с именем Кель’Таса на устах. Сегодня она тоже будет сражаться с ним. Спустя десятки лет она вновь будет сражаться ради него и ради всех Эльфов Крови, павших жертвой обмана Иллидана.
— Вечное Солнце направляет нас, — донеслось до её ушей, на что Спидосса коротко усмехнулась.
«Верно. Даже после своей смерти он направляет нас на пути к мечте, за которую мы сражались годами».
— В путь.
*****
Путь до Чёрного Храма оказался опасен, как и всё их предприятие, но благодаря грифонам, любезно предоставленным распорядителем полётов («Откуда они только взяли этих чудовищ?») эльфийкам удалось пробраться незамеченными практически до самого места назначения. Конечно, они не собирались порываться через главный вход. Лорд-регент любезно поделился с ними информацией о более удачном проходе, недавно обнаруженном разведчиками. И пока Баларра разбиралась с прислужниками Иллидана, снующими вокруг, Спидосса искала этот проход. Кажется, он вёл куда-то к стокам храма, поэтому должен был быть где-то в нижней части стены. Где-то…
— Здесь! — удовлетворённо произнесла Спидосса, махнув Баларре рукой, — Сюда!
Победный рык, грохот ударяющейся о чью-то голову бочки, глухой «бум» от падающего на землю тела, и вот уже эльфийка оказывается рядом с магом напротив неприметной щели в стене, ведущей в канализацию. Рёв Солнца чувствует нетерпение, руки её сжимаются в кулаки, а внутри зарождается приятное возбуждение, вызванное чувством предвкушения при мысли о мести, к которой они оказались как никогда близки. Зубы её сжимаются, и Спидосса произносит тоном, который она запомнила навсегда, возвышенным и преисполненном уверенности в победе тоном принца Кель’Таса Солнечного Скитальца:
— Selama ashal'anore! — что означает ничто иное как «справедливости для нашего народа!»
Справедливости для её самого яркого солнца.