Давненько ей не приходилось чувствовать себя настолько странно. Ощущение, что она делает что-то странное, совершенно из ряда вон выходящее, засело у неё в груди, прилепилось к лёгким и никак не хотело отпускать. Ноги не дрожали, ладони не потели, сердце не отбивало чечётку, но что-то всё равно не давало Куренай в полной мере почувствовать себя спокойно и расслабленно. Было ли это каким-то неестественным волнением,  или же это больше было похоже на предчувствие, девушка определить не могла. Но одно она могла сказать точно: тот факт, что она стояла сейчас на условленном месте встречи, ожидая прихода того, кому всего пару часов назад знатно вдарила по челюсти, казался ей чем-то абсурдным.
По крайней мере, одно обстоятельство её несказанно радовало: несмотря на то, что она уже минут пять как стояла радом с «Амадином», Обито, фактически, ещё не опаздывал. Извечное чувство пунктуальности играло с Куренай злую шутку, и теперь она ощущала себя так, словно поджидала Учиху здесь, чтобы выписать ему ещё парочку смачных и болезненных ударов. Ещё одна монетка в копилку странных ощущений.
«Надеюсь, он хотя бы успел высохнуть,» — хмыкнула про себя джонин, решив отвлечься на соседнюю витрину и уставившись на неё немигающим задумчивым взглядом. Откровенно говоря, она даже не понимала, что смотрит на фигурку глупо танцующего льва, чья звериная морда не внушала ни капли трепета, а скорее вызывала жгучее желание отойти подальше, прикрыв глаза рукой. Но Куренай, вновь и вновь проигрывая в мыслях обстоятельства, которые привели к тому, что сейчас она стояла напротив какого-то глупого льва, была слишком увлечена своими рассуждениями, чтобы заметить, как проходящие мимо люди поочерёдно косились то на неё, то на странную фигурку.  Да и какое ей было дело до позолоченного «царя зверей», когда всего каких-то пару часов назад она успела искупаться в ледяной реке и получить после этого приглашение на…
«Это не свидание,» — убеждала она себя в присущей всем женщинам манере обманывать себя, когда всё и так было понятно. Врать самой себе, изображать сильную и независимую, когда где-то в глубине души, там, куда любая гордая девушка боится заглядывать, чтобы не покрыться стыдливым румянцем, пряталось трепетное предвкушение чего-то непременно волшебного, заманчивого, соблазнительного — донельзя смешная черта. Куренай от души бы посмеялась, как делала это всегда, когда ей случалось слушать сплетни случайных знакомых или подруг, если бы не понимала, что попала сейчас в ту же ситуацию, что и они.
— Собери-и-и-сь, Куренай, соберись...
Удержавшись от того, чтобы залепить себе ободряющую пощёчину, девушка сделала несколько коротких вдохов, прикрыла глаза, собираясь с мыслями, и почувствовала, как рассасывается под грудью противный узел, мешавший ей дышать. «Ничего криминального здесь нет, успокойся. Будь, что будет, будь, что будет,» — на выдохе повторяла она себе, довольная тем, что самовнушение в очередной раз помогло ей расслабиться. У её даже настроение поднялось, ведь теперь, когда спонтанное волнение отступило, она подумала о том, что, в общем-то, ей предстоит вполне себе мирный и приятный вечер. Подумаешь, внезапная встреча с тем, кто, несмотря на давнее знакомство, по-прежнему был для неё невообразимо далёким и чужим. Подумаешь, всё их общение ограничивалось обычно парой ничего не значащих фраз или коротких приказов на заданиях. Почему бы после неожиданной тренировки не посидеть  вечерком в каком-нибудь уютном местечке и не поговорить о том о сём?
«Ох, просто остановись».
Разгладив складки на юбке, на которую, вкупе с блузой, ей пришлось сменить свой привычный белый костюм (как позже выяснилось, он пострадал не меньше, чем жилет Обито, и требовал немедленной стирки, равно как и её собственное боевое облачение, давно валявшееся в корзине с грязным бельём), Куренай всё же выдала себе оплеуху, правда, мысленную, напомнила себе о том, что надо бы расслабиться, и с удвоенным интересом принялась за осмотр пляшущего перед ней льва. О том, что подумает о ней Учиха, когда увидит её, стоящую при параде напротив витрины с детской игрушкой, она старалась не думать.
Самовнушение, да.

Отредактировано Yūhi Kurenai (18.05.15 20:53:47)

Кажется, она уже втянулась. Неотрывно следя за ломаными движениями неуклюжей фигурки, Куренай даже прониклась неким подобием азарта, в предвкушении ожидая, когда же это неугомонное существо из позолоченного дерева или некого подобия драгоценного металла наконец споткнётся об собственные лапы и рухнет на полку подобно уставшему танцору, распластавшемуся в изнеможении на сцене. Но лев всё не хотел уходить за кулисы под шорох опускающегося занавеса и оглушающие своим отсутствием аплодисменты, не хотел прекращать свой безобразный пляс, и Юхи начинала думать о том, чтобы собственноручно сбросить его с постамента. Зайти внутрь магазина, там, где витрина не закрыта внутренним стеклом, и щелчком пальцев сбить нерадивую фигурку с ног, гаденько захихикав. Вот он — досуг джонинов из Конохи.
«А ведь с виду такая спокойная,» — цыкнула про себя Куренай, в очередной раз ловя себя на мысли о том, что присущие ей практичность и рационализм зачастую подводят её, заставляя в порыве нахлынувшего безумия совершать необдуманные, спонтанные и нелогичные действия. Плохо это было, или наоборот придавало ей больше шарма, девушка не могла определить. Да и разве можно здраво судить самого себя? Взгляд со стороны всегда будет объективнее, как бы критично и придирчиво человек не относился к самому себе. Порой он мог запросто захвалить самого себя, а иногда наоборот нещадно растоптать. Но ту тонкую грань, ту золотую середину, в которой кроется правдивая оценка человеческих качеств, он едва ли сможет почувствовать сам.
— Привет, Обито, — отозвалась Куренай, повернув голову лишь спустя несколько секунд после того, как прозвучали слова взаимного приветствия. — Спасибо. Ты тоже в прекрасной форме. Явно лучше, чем когда мы прощались на полигоне, — улыбнувшись, Юхи сняла с плаща на плече Обито белую ворсинку, отчётливо бросившуюся в глаза на фоне тёмной ткани, и ловким, быстрым движением провела по гладкой материи, небрежно стряхивая заодно и любые другие случайно попавшиеся пылинки.
— И долго ты так меня ждешь?
— Минут пять, — навскидку прикинув время, легко ответила Куренай, заметив заминку и ту неловкость, которую испытывал Учиха, задавая этот вопрос. Заметив, и решив развеять его опасения. — Отдаю тебе должное, обещания ты действительно исправно выполняешь. 
«Утром его так не беспокоило то, что он опоздал,» — с интересом подметила девушка, ещё раз убедившись в том, что эта встреча как минимум не похожа на то, как они обычно ведут себя в обычной жизни. Они словно оба были в образе, собираясь разыгрывать очередную сцену, подобную той, что произошла возле реки. Только там Куренай и Обито были ловкими, хитрыми, коварными противниками, с вожделением дурящими друг другу голову. Сейчас же они были скромниками на светском рауте, не знавшими, что им и как правильно делать, чтобы не спугнуть собеседника и не выставить себя глупо. Эту скованность Куренай заметила с первых секунд, почувствовав, в первую очередь, как неестественны её собственные движения. Внешне всё выглядело, как обычно, но она-то чувствовала, как едва заметно напряглось ранее её плечо, пока она тянулась к плащу, в нерешительности стремясь остановиться на половине движения, как будто любое её случайное прикосновение могло быть воспринято, как величайшее оскорбление и грубейшая фамильярность.
Наверняка, Обито испытывал сейчас те же чувства. Или, по крайней мере, так казалось самой Юхи. Смесь нерешительности и желания что-то сделать, как-то снизить градус странности, убедить другого в том, что всё в порядке, что он всё делает правильно, и наконец начать вести себя естественно, не чувствуя при этом, как дрожит каждый мускул, неуверенный в верности совершаемого им движения, — все эти чувства дали Куренай необходимый импульс для дальнейших действий. Убрав руку, она заботливо, но в то же время с долей веселья в голосе, осведомилась:
— Ну, что, как самочувствие? Челюсть не болит?

Куренай едва ли можно было назвать привередливой. Простая в общении, она не выискивала в людях недостатки, не ждала с вожделением их ошибок, чтобы потом, смакуя свой триумф, покровительственно хлопать по плечу и говорить: «мда, что-то ты так себе, давай лучше я». Поэтому она не следила за каждым действием Обито под микроскопом, не пыталась искать в них изъяны, и уж точно не придавала значения тем тонкостям, о которых втайне от неё думал он. И, пожалуй, это было на руку им обоим, потому что при таком раскладе испортить что-то Учиха мог с большим трудом. Осталось только убедить его как-то в этом, и вечер, можно сказать, пройдёт на славу.
А ещё Куренай не была гурманом и заядлым посетителем ресторанов, поэтому недовольство по поводу выбранного её спутником места встречи у неё едва ли могло возникнуть прямо с порога. Пока что её всё устраивало, да и предпосылок для будущего негодования не наблюдалась. Тишь да гладь, украшенная фонариками, словно вишенкой на торте, и щедро приправленная палитрой запахов, которая с приближением к кухне пестрила всё новыми оттенками: противоречивыми, но в то же время гармонично сочетающимися вместе. Вот оно — подлинное поварское искусство, которое Юхи никогда не понять из-за специфики её деятельности. Ну не была она настолько тонкой натурой, чтобы на уровне чувств находить ту грань, где сочетаются два невозможных ингредиента, вместе превращаясь в изысканное блюдо. Девушке вполне хватало навыков полевого поварёнка, которые неоднократно выручали её и всю команду на миссиях, позволяя питаться чем-то на порядок вкуснее, чем обычные сборные коренья и превратившийся в разбодяженную дрянь сухпаек.
Но порой её неграмотность в области современных кулинарных тенденций вводила её в тупик. Например, сейчас, когда, едва открыв меню, она впала в ступор. Названия, одно краше другого, пестрили навороченными эпитетами, смысл которых Куренай теряла буквально на втором слове. Самым удивительным было то, что эти замысловатые названия зачастую никак не были связаны с самим блюдом, поэтому девушка сразу отмела эти строчки за ненадобностью, перейдя сразу к списку ингредиентов. Легче стало, но не намного. Тайны многих блюд открылись перед ней, и Юхи даже с удивлением обнаружила, что пару раз непонятными словосочетаниями называлась вполне знакомая и привычная еда. «Ох уж эта гонка за красивостями,» — вздохнула девушка, перелистывая страницу.  — «Делают всё, чтобы привлечь искушённых едоков. Да вот только где они их найдут в деревне шиноби?»
Решив в честь такого события, как внезапный ужин в компании одного из Учих, контакт с которым до этого был максимально приближен к нулю, попробовать что-то новенькое, Куренай резво перелистнула меню сразу до середины, туда, где были перечислены традиционные блюда Страны Воды. Ожидания Куренай не были обмануты: как она и предполагала, в списке ингредиентов в основном числились морепродукты, не так востребованные в Конохе, находившейся в центральном районе Страны Огня, как на островах. Но, вот незадача: виды этих самых морепродуктов пестрили таким разнообразием, что разобраться в их особенностях человеку неосведомлённому не представлялось возможным. Снова тупик и отчаянное желание вернуться на первые страницы, туда, где детали кулинарного конструктора были привычнее. Но, решив не отступать и твёрдо намереваясь непременно отведать чего-то нового и, возможно, даже непривычного, Куренай опустила меню, открыв рот, чтобы спросить совета у Обито, который был, возможно, более подкован в этом плане. Но парень опередил её своим вопросом, и был настолько неожиданным, что девушка вначале молча взглянула на сидящего напротив Учиху, даже не пытаясь скрыть иронию в собственном взгляде. Взглянула, и вдруг беззлобно рассмеялась.
— Ты серьёзно? — весело спросила она, вопросительно изогнув бровь. — Хочешь поговорить об этом? Ох, ладно.
Положив меню перед собой и скрестив руки у груди, Куренай опёрлась ими о столешницу, вкрадчиво смотря Обито в глаза и с заметным оживлением начав рассказ:
— Мы отправились на границу Страны Огня, чтобы встретиться с курьером из Песка. Мы пришли туда. Всё забрали. И вернулись. Нам даже драться не пришлось. А самым сложным было напоить Акамару, который вблизи пустыни страдал от жажды и жары. В последнее время на задания нам не шибко везёт, и хотя груз этот и был, судя по описанию, чрезвычайно важен, его никто так и не попытался перехватить. Даже обидно.
Усмехнувшись напоследок уголками губ, Куренай краем глаза заметила приближающегося к ним официанта, который, очевидно, собирался принять заказ, и кивнула в его сторону Обито, которого до этого просто не выпускала из зрительного контакта.
— Сделаем заказ, а потом я хочу услышать от тебя более увлекательную историю об одной из твоих миссий. Как видишь, у меня с этим не густо, — «…но даже из разговоров о бытности шиноби можно сделать почву для интересной беседы».
Коротко изложив свой заказ, состоящий всего из двух блюд, только одно из которых не было привычным для обитателей Конохи, Куренай подпёрла подбородок рукой и с неизменно-доброжелательной лёгкой улыбкой произнесла:
— Касательно напитков полагаюсь на тебя, Обито.

Отредактировано Yūhi Kurenai (18.05.15 21:13:02)

Изображать крайнюю заинтересованность чьим-то рассказом довольно сложно. Особенно, если изначально от рассказа ожидалось нечто большее, но с каждым разом слушатель всё отчётливее осознавал, что ожидаемая история-конфетка, история-бомба окажется жалким пшиком и глупым фарсом. Привкус разочарования и с трудом подавляемый зевок — вот и всё, чем можно наградить за такой рассказ.
Но Куренай не испытывала ни того, ни другого. Более того, ей даже не приходилось сдерживать мимику своего лица, чтобы замаскировать ироничное «да-да, заканчивай уже». Потому что его просто не было. Юхи искренне была заинтересована в истории, которую Обито рассказывал так оживлённо и вдохновенно, что хотелось верить каждому его слову. И хотя она ни верила ему ни на йоту, по крайней мере там, где он восхвалял собственные невероятные таланты, а взгляд её не излучал восторга, в нём мелькала не ожидаемая ирония, а азартный огонёк, который так и требовал продолжения, в немом одобрении задорно подбадривая Учиху.
Куренай даже сделала вид, что не заметила, как парень в порыве вдохновения врезался в ножку стола, заставив все столовые приборы задрожать. Благо, силы удара не хватило на то, чтобы мгновенно сбить стоящую на столе декоративную тонкую вазу: качнувшись сначала в одну сторону, потом в другую, она угрожающе завалилась на бок, грозясь свалиться и укатиться на пол, но джонин быстрым движением накрыла её ладонью, погасив колебания. И сделала это с таким невозмутимым лицом, ни слова не упустив из повествования, словно это было непременной частью их с Обитой ужина: он свято обязан был для большей эффектности ударить по столу, а она — ловко поймать что-то из того, что ему не удалось свалить, сопроводив это оживлённым «угу».
— Ну просто фантастика какая-то, — с усмешкой произнесла Куренай, когда Обито завершил свой рассказ, не забыв в очередной раз подчеркнуть своё непременное превосходство над Какаши.
В достоверность его слов верилось слабо, но Учиха, сидящий напротив девушки, уже давно перестал быть тем ребёнком, который вечно оставался в тени «непомерно крутого Какаши». А это значит, что сейчас он мог соперничать с ним на равных, и, более того, побеждать. И даже если рассказанная им история была на 90% выдумкой, у Куренай не было оснований недооценивать нынешние способности Обито. Она о них наслышана, а сегодня даже испробовала на себе. Так что, поверить в остальные 10% невероятного рассказа, где Обито действительно оказал немалую помощь своим товарищам, можно было со спокойной совестью. Чисто ради разнообразия.
— Выходит, отправляй мы на каждое задание по одному члену клана Учиха, успех миссии гарантирован, — вернув ладонь, по-прежнему удерживающую вазу, обратно на стол, Куренай по привычке положила ногу на ногу и, переведя взгляд на декоративные панели за спиной парня, после короткой паузы вдруг спросила, — Обито, а чем ты занимаешься вне миссий? Тебя редко можно застать в деревне не спешащим на очередное задание или на доклад к Хокаге.
Вопрос пришёл к Куренай в голову совершенно внезапно и, откровенно говоря, она не слишком раздумывала перед тем, как задать его. Запоздало пришло осознание того, что настолько скрытный Учиха может иметь весьма специфическое хобби, о котором предпочитает не распространяться во избежание ненужного внимания или косых взглядов. Чем чёрт не шутит, может, у него в подвале коллекция засахаренных шаринганов прошлых Учих, которая передаётся в их клане по какому-то особому принципу, и он днями и ночами полирует им скляночки. А может он просто на досуге собирает полевые цветы и плетёт из них венки, и сейчас она услышит вместо ответа неловкое заикание и попытку сменить тему на что-то иное.
Вот только найти это что-то было не так просто. У них было с виду так мало общего, а значит и так мало тем для разговоров. На деле же всё было совершенно не так, и, не зная друг о друге ровным счётом ничего, они могли придумать сотни вопросов, ответ на которые растянется на всю ночь. Но, как назло, все эти вопросы при первом мысленном рассмотрении казались либо бредовыми, либо бестактными, а потому мгновенно отметались. Оставалось только радоваться каждой здравой мысли, пришедшей в голову, и с интересом ждать от своего собеседника ответа. В идеале — полного, развёрнутого ответа, который приоткроет завесу тайны и поможет понять другого человека чуточку лучше.
А ещё, не до конца осознавая это, Куренай внутренне ощущала, что ей просто нравится слушать голос Обито. Без каких-то поисков тайных оттенков в его интонациях, без сравнений с какой-то музыкой или другими природными звуками. Это всё — для возвышенных мыслителей, цель жизни которых состоит в ведении пространных рассуждений. Куренай  не была одной из них. Ей просто нравился этот голос, и, будь её воля, она бы заставила Обито говорить, не умолкая, лишь чуть приглушив тон. Чтобы слышать его могла только она.

Не нужно было быть тонким психологом, чтобы понять: Куренай своим вопросом затронула тот шкаф на задворках сознания Обито, который трогать не стоило, чтобы скелеты не повыпрыгивали на тебя и не погребли под собой, гремя костями. Однако ей не было стыдно, ведь она не принуждала его к ответу и вполне спокойно приняла бы отказ, с готовностью переведя разговор в другое русло. Внимательно следят за движениями сидящего напротив Учихи, джонин молча ожидала ответа, не пытаясь самостоятельно замять тему, но и не подгоняя его к ответу. «Должно быть, он решает, говорить мне об этом или нет,» — предположила Юхи, ещё больше убедившись в своей версии о том, что она задела слишком личный аспект его жизни.
— Я охочусь за наследием одного человека. Оно должно быть уничтожено.
«Всё верно,» — заключила Куренай. — «Дела клана, очевидно, или какая-то личная история, не дающая ему покоя». Рассуждая про себя, девушка слегка нахмурилась, но ничего не сказала, предпочитая не перебивать Обито, если ему ещё было, что сказать. Вытягивать из него шокирующие подробности его прошлого, заставляя рассказывать, что подвигло его на эти поиски, она ни в коем случае не собиралась. Равно как и останавливать его, если он всё же решится поведать ей что-то ещё. Иными словами, Куренай выбрала для себя позицию немого слушателя, позволяя рассказчику целиком и полностью определять ход повествования, самому выбирать те моменты, которые он собирается раскрыть или  наоборот оставить в тени.
Но, по всей видимости, Обито решил дальше ничего не говорить и обратить всё в шутку, чтобы не создавать из этого ужина вечер памятных историй. Юхи не настаивала, хоть и не удержалась от того, чтобы иронично выгнуть бровь, словно говоря тем самым: «мне слабо верится в то, что ты сказал, но я поняла намёк и говорить об этом больше не стану». И как по мановению волшебной палочки, Куренай приняла более расслабленную позу, откинувшись на спинку стула и положив одну руку на подлокотник, а другую оставив на столе, медленно перебирая пальцами.
Однако долго рассиживать ей так не пришлось: не прошло и минуты, как принесли их заказ, заставив Юхи в очередной раз задуматься о правильности сделанного ею выбора.  Салат опасений не вызывал: знакомая свекла и обилие других овощных ингредиентов было более чем привычным. Но вот то, что следом поставили перед ней, заставило прищуриться в попытке разглядеть те составляющие, о которых было заявлено в меню. Кажется, ей должны были принести устриц с рисом. Но то ли зрение её начало подводить, то ли даже местные повара были мастерами маскировки, устриц она там разглядеть не могла. Слишком толстый слой риса? Если бы. Слишком много соуса, разношёрстое обилие которого сбивало с толку. «Оставим это,» — хмыкнула про себя Куренай, и принялась первым делом за салат. Надо, как говорится, начинать с простого, постепенно переходя к сложному.
— Лучше расскажи, как ты проводишь свой день.
Уже занося палочки над тарелкой, девушка вдруг остановилась, подняв глаза на Обито и задумавшись над своим ответом. Едва ли ей было, о чём рассказать. Она не считала себя какой-то удивительной куноичи, жизнь которой была настолько насыщена, чтобы что-то в ней действительно могло заинтересовать других. «Что ж, если он и в самом деле весь поглощён 'скучными делами своего клана', у нас много общего в плане организации досуга».
— Обычно я занята со своими учениками и, как ты понимаешь, жизнь моя вращается в основном вокруг них. Каждому уделить время, каждого научить, с каждым потренироваться, а потом собрать их вместе, провести совместное занятие, коллективно вымыть влезшего в грязь Акамару, — рассказывала Куренай, поддевая палочками часть салата. — Редко когда выпадает день, когда мне не нужно было бы заниматься с кем-то из них. Да и я сама стараюсь выделять таких дней поменьше, чтобы ни они, ни я не теряли форму. А так, из будничных занятий… — задумчиво протянула девушка, зажевав салат и вдумчиво уставившись куда-то мимо Обито в отчаянной попытке вспомнить хоть какое-нибудь своё хобби.
Ох уж эта жизнь шиноби! Бесконечная череда тренировок и заданий, сменяющих  друг друга и заставляющих выкладываться до потери пульса. Мало того, что никакой личной жизни, так ещё и времени на любимые занятия не остаётся. Разве что на какое-нибудь маленькое, совсем пустяковое дельце. «Ну, конечно!»
— Я люблю цветы, — вспомнила Куренай, встрепенувшись. — Знаешь, комнатные всякие. В горшках. Уставила ими все подоконники и вожусь с ними, если время остаётся. Много сил не занимает, да и глаз радуют, когда цветут.

— С твоего позволения, я бы хотел посмотреть на их боевые навыки. Мне интересно, как они срабатываются.
Куренай с трудом подавила саркастичный смешок, который так и рвался с её губ после этой фразы, но она стоически остановила этот порыв, тщательно дожевала салат и, проглотив его, всё же озвучила реплику, крутившуюся у неё на языке:
— Ты уже посмотрел на мои боевые навыки, — особый упор она сделала на слове «мои». — Кажется, это и привело к нашей стычке утром. Или ты про неё уже забыл? Что, даже скулы не хрустят?
Прожевав ещё одну порцию салата, Юхи не без гордости добавила:
— Боюсь, мои ученики не будут с тобой так же снисходительны, как я, и в воде оставят, пока инеем не покроешься.
Несмотря на то, что, как верно подметил Обито, члены её команды были специалистами во всём, что касалось слежки и поиска кого-то или чего-то, по своим боевым качествам они едва ли уступали любой другой команде. Чего только стоила пара Кибы и Акамару, чей дуэт обладает поражающей своей разрушительностью мощью: скорость, ловкость и смертоносная сила идеально сочетались в техниках молодого Инузуки и его верного пса, один вид которого неподготовленных людей мог повергнуть в шок. Но и Хинату с Шино нельзя было сбрасывать со счетов: у обоих методы были более утончёнными, но от этого не менее смертоносными. Так Хината, чей уровень мастерства заметно возрос со времён её первого экзамена на чуунина, воздействуя на точки тока чакры, могла максимально быстро вывести противников из строя. А Шино, используя донельзя редкие техники, непременным атрибутом которых являлись насекомые, не только обескураживал своих врагов, но и с лёгкостью блокировал их своим многочисленным роем. Специфические методы, да, но чертовски действенные. С этим фактом Куренай очень быстро свыклась, с интересом присматриваясь к техникам боя своего самого скрытного ученика.
— Если тебе так хочется понаблюдать за ними, то это можно устроить, — произнесла джонин, кивком головы поблагодарив Обито за предложенную ей чашку. Попытку подстегнуть её азарт фразой «посмотрим, чему ты их научила» она невозмутимо пропустила мимо ушей с достоинством сенсея, который уверен в своих учениках и не считает нужным расхваливать их, когда вполне можно продемонстрировать это на деле.
— Только, если это выпадет на одну из наших миссий, я надеюсь, ты не станешь раздавать им указания наперекор моим. Наставник в команде должен быть один, — заключила Юхи, отсалютовав сидящему напротив неё парню чашкой с чаем и сделав из неё короткий глоток.
Тем временем, чем быстрее шло время, тем ближе оказывалась минута встречи Куренай со второй частью её злополучного заказа — экзотическими устрицами, о вкусе которых она могла только гадать. И, как бы не пыталась она растягивать удовольствие, привычный и, как назло, невероятно вкусный салат вскоре кончился, намекая на то, что пора бы перейти к «гвоздю программы». Она уже успела тысячу раз пожалеть о том, что решилась на эту маленькую гурманскую авантюру, и столько же раз мысленно заставить себя встряхнуться. Фраза «От этого же не умирают, в конце-то концов!» послужила отличной мотивацией для того, чтобы без лишних раздумий засунуть себе в рот первый кусок злополучных устриц, но вот заставить себя прожевать было не так просто. Страх перед грядущими вкусовыми ощущениями заставлял рот онеметь, а язык — испуганно замереть с грузом непривычной склизкой субстанции, отдающей сладким соусом. Решив, что назад пути нет, Куренай вдумчиво прожевала несчастный кусок, и вкус, который она почувствовала, был… Специфическим. Едва ли его можно было в подробностях описать другому человеку, но это определённо не было похоже ни на рыбу, ни на мясо, ни на что-либо ещё из её привычного рациона. И, тем не менее, это не было чем-то ужасным. Уже хорошо!
Почувствовав небывалое облегчение, девушка уже без прежнего страха продолжила изучать кулинарные особенности заказанного ею блюда, как вдруг неожиданно прозвучал вопрос Обито, приведший её в замешательство. Вначале Куренай подумала, что без неё её женили или, по крайней мере, записали в дамы сердца к кому-нибудь, о чём она сама была ни сном, ни духом. Затем она вспомнила, что ни в каких отношениях не состояла, и почвы для подобных слухов у народа не было. Разве что повышенное внимание со стороны Асумы… Но оно проявлялось настолько эпизодически, спонтанно, непонятно, что Юхи давно оставила попытки вникнуть в мотивы своего старого друга, предпочитая принимать их, как должное. Тем более что никаких открытых знаков внимания Асума ей не оказывал.
— Можешь расслабиться: устраивать сцены ревности и подправлять твоё, без сомнения, фотогеничное лицо, попросту некому, — покончив, наконец, с последней устрицей, и взяв в руки чашку с недопитым чаем, Куренай добавила, — но ты что-то поздно начал задумываться об этом. Когда я уже просидела с тобой наедине больше пяти минут за довольно отдалённым столиком, — живописно обведя взглядом окружение, по-заговорщически тихо рассуждала девушка, — тебе не кажется, что ты уже навлёк бы на себя гнев моего ухажёра, и думать об исправлении последствий было бы поздно?
Новый глоток чая — как точка в конце предложения, а заинтересованный хитрый взгляд — как знак того, что ответ на свой вопрос Юхи была бы совсем не против услышать.

Отредактировано Yūhi Kurenai (26.05.15 21:05:50)

Происходящее за столом сейчас напоминало Куренай ту же игру, которую они с Обито проворачивали на полигоне: каждый словно пытался перехитрить другого, вместо различных техник используя туманные формулировки или вопросы с вызовом. Только вот найти ту грань, где заканчивается игра в кошки-мышки, и появляются слова, несущие за собой серьёзные намерения, очень сложно, и, откровенно говоря, Юхи не была уверена в том, что умеет её находить. Поэтому всегда предпочитала плыть по течению, поддерживая разыгрываемый театр и предпочитая разбираться ближе к концу спектакля, а то и вовсе не заканчивая его.   
— ...если дело касается тебя, то я готов рискнуть, Куренай.
«Очаровательно,» — пронеслось в голове джонина, и она усмехнулась, признавая раунд за Обито. Ничего не скажешь, ловко выкрутился, да так изящно, что Куренай не стала заваливать его вопросами в духе: «Да что ты говоришь? А если бы трубой да по колену заехали, сражался бы за меня?». Юхи ведь действительно по достоинству оценила умение Учихи говорить девушкам приятные слова, поэтому не собиралась его испытывать. Она даже с интересом невольно подалась вперёд, вновь оперевшись на столешницу руками, словно обозначая тем самым свою готовность пойти, так сказать, на сближение, если Обито всё же решит идти дальше в своём завоевательном походе за её благосклонностью. А если он, несмотря на столь эффектные заявления, остановится ещё в самом начале своего пути, оставив это не более чем шуткой… Куренай не сильно расстроится. Не успели у неё сформироваться какие-то другие чувства, кроме симпатии, от которой в любой момент можно отказаться. По крайней мере, она так думала. Но чем больше времени она проводила в обществе своего неожиданного спутника, чем деликатнее становилась их беседа и чем внимательнее прислушивалась она к своим ощущениям, тем яснее джонин понимала, что внутренне испытывает нечто большее, чем простую симпатию. Что-то вроде инстинктивного чувства духовной близости, пока ещё неразвитой, но едва уловимой при длительном контакте. Вроде неосознанного влечения, когда ровным счётом ничего не знаешь о человеке, но чувствуешь, что именно с ним тебя уже связывает какая-то незримая нить.
Странно было где-то на задворках сознания понимать, что Куренай испытывает нечто подобное по отношению к Обито, к которому она с роду не присматривалась и воспринимала его простого как одного из своих старых знакомых. Но странно — не значит плохо, ведь так? Юхи была не против присмотреться к нему получше и, более того, пойти ему навстречу. Тем более что вечер располагал.
— И за тебя, Обито, — с улыбкой отсалютовала девушка своей миниатюрной чашкой, любезно наполненным Учихой. — как вижу, ты полон сюрпризов, — «и будет весьма интересно их разгадать». — Они только добавляют тебе шарма.
С этими словами Куренай сделала короткий глоток саке, почувствовав, как приятный холодок от охлаждённого напитка разливается внутри, позволяя как-то сбавить стремительно повышающийся градус их разговора. Определённо, это уже не было дружеской болтовнёй о чём-то отвлечённом, и для большего эффекта оставалось только перейти непосредственно к действиям. Случайные касания, томные шепотки, — и вот уже они и не заметят, как беседа плавно перешла в открытый ничем не замаскированный флирт. И, едва подумав об этом, Юхи вдруг заметила на щеке Обито, той самой, куда ему не давеча этого утра прилетело кулаком, явную ссадину, открыто красующуюся красной полосой. По крайней мере, ей так показалось — на правой стороне его лица вообще сложно было что-то различить за шрамами.
— Погоди-ка, — произнесла девушка, совсем позабыв о своих мыслях, уходящих в глубокие дебри кокетливых нюансов. Чашка с недопитым саке уже была поставлена на стол, а другая ладонь потянулась к щеке Обито, едва уловимым и заботливым жестом коснувшись того места, где была замечена ссадина. — У тебя тут… Свежее боевое ранение? — критично присмотревшись, Куренай осторожно провела подушечкой большого пальца по уже зарубцевавшейся коже. — Если это после сегодняшнего, то прости, кажется, я всё-таки содрала с твоего лица кусок очарования.
Куренай и впрямь было искренне жаль. Одно дело — безнаказанно дать в морду, а другое — подпортить при этом общую картину. Внезапно осознание своей вины, накатившей с новой силой, а также пришедшее ему на смену понимание того, что она в очередной раз грубо и бесцеремонно вторгается в его лично пространство, заставило Куренай поспешно одёрнуть себя из боязни проявить себя совсем бестактной.
— Надеюсь, это скоро заживёт, — виновато произнесла она.